Старший  сержант, поэт, журналист, писатель СОБОЛЬ ИСААК ВЛАДИМИРОВИЧ (творческий псевдоним СОБОЛЕВ АЛЕКСАНДР), 6.11.1915 года рождения, место рождения - Российская Империя, Волынская губерния, Новоград - Волынский уезд, Полонская волость, местечко Полонское (по административному делению СССР: Украинская ССР, Хмельницкая область, Полонский район, г. Полонное), еврей. С1930 года жил в г. Москве: учился в фабрично - заводском училище, работал слесарем на механическом заводе №45. Занимался в литературных объединения,  при многотиражной заводской газете, журнале "ОГОНЁК". С средины 30-х годов - на журналистской работе. В Великой Отечественной войне с 1942 по 1944 год: командир пулемётного расчёта стрелковой роты, стрелкового полка. Ранения: два, контузия. Демобилизован, по ранениям.  Вернулся с Великой Отечественной войны инвалидом 2 группы. Продолжил журналистскую работу. Автор песни "БУХЕНВАЛЬДСКИЙ НАБАТ" (стихи опубликованы 09.1958 года, в газете "ТРУД", музыка композитора  В.И Мурадели). После, 1958 года, практически не публиковался. Имя поэта, журналиста, фронтовика, замалчиволось. Исключён из числа соискателей на Ленинскую премию за песню "БУХЕНВАЛЬДСКИЙ НАБАТ". Прожил честную, достойную мужественную жизнь! Умер 6.09.1986 года. Захоронен: : РОССИЯ, Московская область,г. Москва, Николо - Архангельское кладбище, участок 1/9. Потрясающая песня "БУХЕНВАЛЬДСКИЙ НАБАТ", несмотря на все гонения и преследования завистников таланта поэта, оставлена нам, как призыв хранить мир, помнить о ужасах войны и о миллионах прерванных жизней!

         Убедительно прошу, всех располагающих информацией о старшем сержанте СОБОЛЕ ИСААКЕ ВЛАДИМИРОВИЧЕ, имеющих его фото и фото его семьи, сообщить на адрес электронной почты: genn53@list.ru    

Биографию - справку  подготовил сотрудник портала www.jewmil.com
Геннадий Чернаков.

Приложение:

1. НАГРАДНОЙ ЛИСТ на боевую награду с портала "ПАМЯТЬ НАРОДА";

2. Соболев Исаак Владимирович (Соболь Александр; ВИКИПЕДИЯ: https://clck.ru/NfHmi );

3. Интервью с Татьяной Михайловной Соболевой, вдовой поэта (Журнал "МЫ ЗДЕСЬ": https://clck.ru/NfHrf );

4. "Об авторе песни "БУХЕНВАЛЬДСКИЙ НАБАТ" ( https://clck.ru/NfHzj  );

5. Фотографии (4):

 - 3 (из архива Соболевой Т.М.): Исаак (Александр) Соболев, 40-е гг. 20 века; Александр и Татьяна Соболева, 1947 г.;

- 1 (захоронение, надгробный памятник: РОССИЯ, Московская область, г. Москва, Николо - Архангельское кладбище, участок 1/9; https://clck.ru/NfJRj );

6. История "БУХЕНВАЛЬДСКОГО НАБАТА" ( https://clck.ru/NfKDz );

7. Набат Александра Соболева (https://clck.ru/NfKW3  );

8. "В опале честный иудей...", автор Александра Соболева (читать онлайн: https://clck.ru/NfPt5  );

9. "Ефим Сегал, контуженный сержант", автор Александр Соболев (читать онлайн: https://clck.ru/NfQRH );

10. "Бухенвальдский набат. Строки - арестанты", автор поэт Александр Соболев (читать онлайн: http://booksonline.com.ua/view.php?book=122070 );

10. "МОЙ ШТЕТЛ", Еврейские местечки Украины; Хмельницкая область, Полонное ( https://clck.ru/NfJYG );

11. Песня "БУХЕНВАЛЬДСКИЙ НАБАТ", исполнитель Муслим Магомаев ( YouTube: https://clck.ru/NfJmP );

12. ЛИЧНАЯ СТРАНИЦА  на старшего сержанта СОБОЛЯ ИСААКА ВЛАДИМИРОВИЧА:

- создана: сотрудник портала www.jewmil.com  Геннадий Чернаков.

 

Данные из УПК (учётно - послужной карты, портал "ПАМЯТЬ НАРОДА").

Дата рождения

__.__.1915

Место рождения

Украинская ССР, Каменец-Подольская обл., г. Каменец-Подольск

Место призыва

Фрунзенский РВК, Московская обл., г. Москва, Фрунзенский р-н

Воинское звание

ст. сержант

Воинская часть

Психиатрическая больница им. Кащенко; СПП Московского ГВК

 

Соболев Исаак Владимирович

Военно-пересыльные пункты и запасные полки

Дата рождения: __.__.1915

Место рождения: Украинская ССР, Каменец-Подольская обл., г. Каменец-Подольск

Дата и место призыва: Фрунзенский РВК, Московская обл., г. Москва, Фрунзенский р-н

Воинское звание: ст. сержант

Военно-пересыльный пункт: СПП Московского ГВК

Прибыл в часть: 31.05.1944

Воинская часть: Психиатрическая больница им. Кащенко

 

 

Соболев Исаак Владимирович

Орден Отечественной войны I степени

Документ в юбилейной картотеке

Дата рождения: __.__.1915

Место рождения: Украинская ССР, Хмельницкая обл., г. Коломна

Номер документа: 71

Дата документа: 06.04.1985

Автор документа: Министр обороны СССР

 

 

Интервью с Татьяной Михайловной Соболевой в канун 50-й годовщины
со дня первой публикации стихотворения ее мужа
Александра (Исаака) Соболева  «Бухенвальдский набат»

...Я сроду не бывал в продаже,
нет, на меня не выбить чек...
Александр Соболев

Толчком к этому интервью послужила  эмоциональная статья Милы Токарь. Сразу замечу, что я никак не могу понять, к чему были  жесткие замечания в ее адрес некоторых читателей и гостей «МЗ», в частности, препарирование «Бухенвальдского набата» за его интернационализм и за отсутствие упоминаний о количества евреев,  уничтоженных в Бухенвальде. Не вдаваясь в детали, хочу еще раз подчеркнуть, что именно благодаря, как пишет «гость из прошлого», «компилятивной» статье Токарь всколыхнулся весь Интернет, - проверьте сами, сколько сайтов перепечатали ее статью, и  поймете, что именно благодаря М. Токарь  имя Соболева возникло из небытия. Слух о нем прошел по всему земному шару – от Казахстана и России до  Израиля, Германии и США . Только за одно это надо было, что я и сделал, сказать Миле Мироновне  и подхватившему ее «знамя»  содружеству интернет-сайтов большое спасибо.

Лично для меня всё, о чем написала Токарь, было откровением, ее статья подтолкнула на поиски всего, что написано о А. Соболеве (а оказалось, что до нее было всего только приведенная в «МЗ» статья М. Катыс), приобрести книгу вдовы писателя Татьяны Михайловны Соболевой (изданную тиражом «аж» 500 экз.) и, наконец, о чудо, найти в огромной Москве вдову поэта и договориться с ней об интервью.

Татьяна Михайловна порекомендовала мне сначала прочесть ее книгу, поскольку в ней я смогу найти ответы на многие мои возможные вопросы, и лишь потом задать те, на которые я не найду ответов в книге.

И я стал читать ее книгу с карандашом  в руках. Татьяна Михайловна оказалась права  – в книге были  ответы на львиную долю моих вопросов. Наверное, так же могли бы поступить и вы, уважаемые читатели. Однако, учитывая, что получить книгу практически невозможно,  мы вместе с главным редактором «МЗ» Леонидом Школьником пришли к решению воспользоваться советом Татьяны Михайловны и сопроводить свои вопросы цитатами из ее книги, дополнив их публикацией  отдельных глав о важных  моментах жизни Александра Соболева.

ПРЕДЧУВСТВИЕ

Пятнадцатилетний Исаак Соболев (именно так он был назван при рождении), покидая отчий дом, написал следующие строки:

О, как солоны, жизнь,
Твои бурные, темные воды!
Захлебнуться в них может
И самый искусный пловец ...

Эти строки оказались пророческими – Исааку предстояло, как потом оказалась, пройти свой нелегкий путь на поэтическую Голгофу. «В те годы преимущественно пользовалась спросом литературная продукция определенного толка, а  у него сердце не лежало славить партию большевиков и лучшего друга всех народов после коллективизации на Украине... В отличие от многих литераторов... он  за полвека  поэтического творчества не посвятил Сталину ни одной строки» - пишет в своей книге Татьяна Соболева.

Эта ее фраза - ключ к пониманию отношения к Соболеву партийного руководства и подчиненной ему прессе. С этого я и начал интервью со вдовой поэта.

Татьяна Михайловна, Соболев - вполне "благополучная" и приемлемая для властей фамилия, и могла бы звучать со сцены вместе с фамилией, к примеру, композитора Мурадели. Ведь  звучали с советской эстрады такие песни, как "Каховка" с фамилией Михаила Светлова, который был по паспорту Шенкман. Почему же так рьяно власть не пропускала фамилию Александра Владимировича на эстраду и вообще  предавала забвению почти 40 лет?

Власти не нравилась не фамилия, а еврейское имя автора – Исаак. «Мы тебя прозевали» - анонимно доложили Соболеву по телефону. За распространенной русской фамилией Соболев обнаруживалось такое неподходящее для  того времени еврейское имя. Соболев – его фамилия по паспорту. Имя Александр, как псевдоним, возникло в его творчестве еще в довоенные годы. Под этим псевдонимом публиковались его стихи и проза. И вот с таким настоящим еврейским  именем Соболев позволял себе, в отличие от многих преуспевших литераторов, не только не упоминать имя вождя, но и не жить в рамках партийных наставлений. Наивная мечта молодости о справедливости и свободе не могла ужиться в его сознании с реалиями беспощадного коммунистического террора.

К тому же, он никак не поддавался попыткам власти приручить его. Когда «Правда» предложила ему заменить ушедшего из жизни Маршака и обеспечивать поэтическое сопровождение политических карикатур Бориса Ефимова (что могло быть престижнее этого предложения?!), Александр Владимирович, понимая, чем этот отказ грозит ему в дальнейшем, все же не клюнул на эту наживку. (А вот сам Борис Ефимов, родного брата которого, известного журналиста Михаила Кольцова, сразу после возвращения из Испании расстреляли, благополучно прогнулся перед властью и более 80 лет успешно выступал во всех центральных газетах СССР и России. - С.Р.)
Перечисленного выше было вполне достаточно, чтобы власть «перекрыла ему кислород», но, несмотря на все препоны и мытарства, Александр Соболев оставался верен себе - в стихотворении «Правда» он написал:

Непобедимая, великая,
Тебе я с детства дал присягу,
Всю жизнь с тобой я горе мыкаю,
Но за тебя – костьми я лягу!

Помните ли вы случаи открытого антисемитского отношения к Соболеву?

Я могла бы привести десятки примеров проявлений антисемитизма, но приведу только два.
Однажды, когда журналист Соболев обратился к инструктору МГК КПСС с просьбой о помощи в трудоустройстве, то последний, пряча изуверскую улыбку, спросил его: «А почему бы вам не пойти в торговлю?». Подтекст этого ответа был прозрачен: почему бы тебе вместо того, чтобы претендовать на престижную журналистскую работу, не заняться исконно еврейским делом?
И второй пример. Соболев понял: дорога в печать для него закрыта. И он решил, вспомнив свою юношескую специальность, обратиться в артель по обработке металла, которой, согласно объявлению, требовался контролер. Позвонил и услышал: «Приезжайте». Через 15 минут он был  на месте. Кадровик посмотрел на него с сомнением, заглянул в паспорт. И поспешно объявил, что пять минут назад оформил на эту должность другого человека. Что за причина? Какова она?
Ответ был беспощаден: ты еврей, представитель народа, от которого отвернулась власть... Ты на положении изгоя в нашем отечестве, защищая которое, получил бессрочную инвалидность. При оценке твоих редких личностных качеств верх одержит «печать отвержения» - пятая графа в паспорте, да подведет твоя ярко выраженная иудейская внешность...

Вы привели примеры отношения к Соболеву на низших ступеньках власти. А как к нему относились руководители страны – от министров и выше?

Из ряда встреч на высшем уровне расскажу о трех.
Вот первая. Власть представлял бывший первый секретарь ЦК ВЛКСМ, а позже - председатель Комитета по делам печати СССР Б.Н. Пастухов. К 40-летию Победы было решено порадовать старичков-фронтовиков, издав по авторской книжке каждого. Соболеву сообщили, что его сборником займется издательство «Современник». И началась мышиная  возня: отправка на рецензию то одному, то другому критику в поисках негативного отзыва, пока один из них не разнес в пух и прах сборник Соболева «Бухенвальдский набат». И всё же спустя  три года сборник из 48 стихотворений  (вместо представленных 160) увидел свет. Они встретились: автор и книжка. Это был удар! Перед Соболевым лежала жалкая, невзрачная брошюра карманного формата. Большего оскорбления поэту трудно было придумать. Только от безысходности Соболев обратился к Пастухову. Поднявшись с места, Пастухов, потрясая книжкой-малышкой, патетически восклицал: «Надо еще спросить их (издателей - Т.С.), что они там три с половиной года редактировали!? Безобразие!».
Актер! С искренним мастерством и притворством он выманил у Соболева новую объемистую рукопись стихов, прислав письмо, где черным по белому пообещал: «По получении рукописи сборника будет определено издательство для его издания». Это письмо, как памятник бесчеловечности и злобного коварства, храню. Сыграв отведенную ему роль, «актер» Пастухов благополучно перешел на дипработу.

Вторая встреча была на ступень власти повыше – Отдел культуры ЦК КПСС. В один прекрасный день личной встречи удостоил автора «Бухенвальдского набата» сам завотделом В. Поликарпов, что служило дополнительным подтверждением значимости этой песни. До таких бесед допускались немногие. Узнав, что А.Соболев еще не член ССП, Поликарпов тут же, при нем, позвонил секретарю этого Союза Г. Маркову  и предложил ему, цитирую: «Без всяких проволочек и формальностей принять Соболева в Союз писателей!».

Соболев понял: прозвучавшее из ЦК предложение о его приеме в ССП для нижестоящей структуры равнозначно приказу. Но этого не произошло ни тогда, ни позже. Марков не выполнил приказ сверху. Партийный угодник посмел ослушаться звонка из ЦК? Похоже, что звонок Поликарпова Маркову был не более чем актерским жестом, обещающим - для Соболева, но ни к чему не обязывающим Поликарпова и понятным без разъяснения Маркову!

Эти два случая - из разряда тех, которые великий Райкин очень метко называл «Запустить дурочку», т. е.  наобещать всё, что можно, и ничего не сделать из обещанного. Простите, Татьяна Михайловна, что прервал вас. Пожалуйста, расскажите о третьей попытке общения с властью.

В марте 2002 года я обратилась с письмом к президенту России В.В. Путину,  В нем я особо подчеркнула, что Соболев первым среди литераторов страны призвал народы планеты к запрету атомного оружия. Поэтому я, в согласии с личным гражданским долгом, изложила в письме предложение-ходатайство об установке в парке Победы на Поклонной горе плиты с текстом «Бухенвальдского набата», слова которого служили бы людям напоминанием об их главной задаче – сохранению и упрочнению всеобщего мира. Только четвертое мое письмо попало в администрацию Президента. И аппарат сработал так, чтобы отвадить меня от бесперспективных занятий. Мое письмо направили в Московскую городскую думу, именно ей поручили решить вопрос об увековечении песни «Бухенвальдский набат» и памяти ее автора, поэта Соболеве. И Дума решила... единогласно отклонить мое предложение. А ведь еще Константин Федин сказал: «За один «Бухенвальдский набат» я поставил бы поэту памятник при жизни». Но что думцам мнение Федина? Им, наверное,  ближе по духу сказанные Львом Ошаниным следующие слова: «Мракобесные стихи: мертвые в колоны строятся!». Так и закончились наши встречи в верхах...

Как сказалось на Вас то обстоятельство, что вы, русская женщина, полюбили и прожили долгие годы в любви и согласии с талантливым поэтом Александром Соболевым, евреем по национальности?

Начну с того, что я точно не знаю, были ли в советской стране еврейские погромы. А расскажу о еврейском погроме в организации, где я работала, – в Московском городском и областном радиокомитете. При этом погроме кровопролитий не было, но убивать можно и без крови, даже не прикасаясь к человеку. Примитивно и  просто – поставив его вне общества, лишив средств существования, сделав изгоем.
Я – русская, русая, белокожая, зеленоглазая. И несмотря на эти оберегающие  национальные и расовые признаки, оказалась первой жертвой еврейского погрома в редакции. «Московских известий». Именно тогда с моей журналистской карьерой было покончено раз и навсегда.
Правда, сначала меня решили спасти от неминуемой гибели. Выглядела забота оба мне подкупающе трогательно: в начале 1953 года мне конфиденциально порекомендовали срочно развестись с мужем. Зачем!? Почему!? Потому что он еврей, а в верхах созрел план выселения евреев из Москвы 
Заботливое предупреждение сделала симпатизирующая  мне знатная дама Зинаида Михайловна Платковская – родная сестра самого Н.М. Шверника, председателя Президиума Верховного Совета СССР.  
Я почему-то спокойно отнеслась к  этому предупреждению. Вскоре Сталин умер. Партии пришлось срочно признать еврейские дела клеветническими и целиком сфабрикованными. Означала ли отмена еврейских «дел» начало общегосударственной борьбы с антисемитизмом? Как бы не так! Из антисемитизма открытого начала 50-х он ушел вглубь, как хроническая болезнь.

... Вдруг околел тиран усатый,

И в грязь упал дамоклов меч,

а не на головы евреев.

И чудом выжил мой народ.

Но уничтожены ль злодеи?

Нет, жив антисемитский сброд.

Он многолик, силен и властен,

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

А потому стократ опасней...

И вот мой случай. Вернувшись из отпуска летом 1954, я узнала, что моя должность ликвидирована, и я уволена. Вслед за мной были уволены два опытных журналиста, оба - евреи. С помощью фельетониста «Известий» Гр.Рыклина нас восстановили на работе. Но... не навсегда : 12 декабря 1957 года в Московском радиокомитете был учинен еврейский погром. Деловито и невозмутимо глава Радиокомитета объявил об увольнении всего штата вплоть до уборщицы в связи с ликвидацией  руководимой им организации. В тот же день начала вести передачи Главная редакция радиовещания на Москву и Московскую область. За столами редакции сидела в прежнем составе православная часть сотрудников ликвидированного радиокомитета. Новая организация отличалась от прежней только названием  и под такую смену вывески разом и просто избавились от всех евреев. Я наивно сделала попытку найти себе работу в журналистике и обратилась за помощью к секретарю оргкомитета ЦК КПСС России Бардину, последний вызвал инструктора и поручил ему срочно меня трудоустроить. И ту повторилась история, подобная той, как устраивался на работу мой муж: инструктор по телефону договорился с редакцией «Советской России», я приехала и мне отказали ... место оказалось занятым. Так же проходило мое «трудоустройство» еще в нескольких редакциях. Я прекратила фарс, перестав общаться с любезным инструктором. 
После того, как двери советской печати наглухо и навсегда передо мной закрылись, я поняла: быть женой еврея  в стране победившего социализма наказуемо.  

Спасибо, вы очень точно описали ситуацию тех лет, а теперь позвольте вернуться к вопросу о появлении «Бухенвальдского набата». Какие стихотворения предшествовали его созданию?

Путь к «Набату» начался в годы войны, которую, как скажет А.Соболев о себе, он не в мягком вагоне проехал. Пережитое в годы фронтовые вылилось в трагические строки:

... На той войне я был солдатом
И с бойни той пришел назад.
Какую я тянул упряжку
Сквозь снег и дождь, и день, и ночь!
Сказать, что это было тяжко, -
Неправда: было мне невмочь...

В какой-то момент рядовой пехотинец Соболев словно поднялся над гигантским пространством военных действий. И то, что он увидел, навсегда отвратило его от войн. Виделось кровавое взаимоуничтожение людей, беспощадных в азарте истребления.

Именно на фронте впервые и на всю жизнь он осознал себя гражданином  и патриотом всей планеты Земля Это нашло отражение в его поэзии, где чаще и убедительнее звучит голос сторонника всеобщего замирения, слышны обвинительные слова против войны. Взрывы атомных бомб над Хиросимой и Нагасаки породили тревогу за будущее родной планеты  и родилось стихотворение «Куда шагаешь, человек ?», с которым он обратился ко всем людям:

Очнись! Безумьем ты объят.

Стучится Разум в двери.

С тревогой на тебя глядят

Деревья, птицы, звери.

Ты слышишь зов полей и рек,

Владыка на планете.

Куда шагаешь человек?

Куда шагаешь человек?

Опомнись, ты на свете

Один за все в ответе!

В то время ( да и теперь) это актуальные строки. Но публиковать их отказались ведущие советские издания, - «Известия», «Культура и жизнь», «Литературная газета». Почему? Да потому, что автор проявил недозволенную смелость – «нарушение советской границы»: обратившись к человеку вообще, он вышел за пределы государства, где жил. А это делать можно было только с разрешения советской власти, т.е. партийных органов. А в стихотворение этом партия вовсе не присутствует... не вписывается в сюжет. И к тому же, вместо привычного сочетания «советский человек» упомянут просто человек! Вот и шарахались редакторы газет. Возможно, то же самое могло произойти с «Бухенвальдским набатом», но это уже другой разговор.

Татьяна Михайловна, история появления «Бухенвальдского набата» в советской печати и на радио теперь хорошо известна благодаря статьям Катыс и Токарь. Но тех, кто еще не знаком с этой историей, позвольте адресовать к статье Марины Катыс опубликованной на нашем сайте. В связи с этим вопрос: первой ли написала об истории создания "Бухенвальдского набата" Марина Катыс из "Огонька»? Или о Вашем муже писали еще раньше?

Меня познакомили с Мариной Катыс в 1996 году. После выхода книги Соболева «Бухенвальдский набат. Строки-арестанты». Тогда же она опубликовала историю создания «Бухенвальдского набата» в «Огоньке». Несколькими месяцами ранее свое мнение о А.Соболеве и его поэзии высказал обозреватель «Московской правды» В.Приходько. Если Марина Катыс написала честную,  правдивую до последнего слова статью о поэте Александре Соболеве, то очерк В. Приходько представлял собой грубую смесь лжи и подлога, клеветы и мошенничества, помноженных на желание во чтобы то ни стало разбомбить явно несимпатичного ему автора «Бухенвальдского набата».

Как к «Бухенвальдскому набату» и вообще к поэзии Александра Соболева относились его коллеги по литературному цеху?

После непредвиденного взрыва популярности «Бухенвальдского набата» целый ряд анонимных  «коллег» звонили ему по телефону, предупреждая: «Мы тебя прозевали, но голову поднять не дадим», слово свое они, по мере возможности, сдержали (кстати, некоторые специфические «коллеги» звонили мужу в  3-4 часа ночи). Услышанное Соболевым предупреждение выражало и угрозу, и намерение мстить. Мстить за что? Очевидно, за талант, за способность создавать высокохудожественные произведения. Возникла старая, как мир, цепочка – замешанные на антисемитизме зависть, уязвленное самолюбие  и испепеляющая ненависть. Тут к месту процитировать американскую юмористическую энциклопедию: «Успех – непростительное преступление в глазах окружающих». И вообще, как им мог нравиться поэт, заявляющий:

...Я не мечтаю о награде
Мне то превыше всех наград,
Что я овцой в бараньем стаде
Не брел на мясокомбинат...

Татьяна Михайловна, но не все же литераторы так рьяно выступали против Соболева? Вы в своей книге упоминаете о высокой оценке, которую дал Самуил Маршак поэзии вашего мужа. Расскажите, пожалуйста, об их встрече.

В бытность мою радиорепортером меня отправили к С.Я. Маршаку записать новогоднее поздравление москвичам. Когда запись закончилась, Самуил Яковлевич побеспокоился о качестве записи. Я заверила, что все будет хорошо и, сама не знаю почему, вдруг объявила: мой муж пишет стихи. С.Я. вежливо посмотрел на меня и попросил что-нибудь прочесть. Я прочла стихотворение   «Березка», затем «Бетховена» После чего он сказал: « Пришлите ко мне Вашего мужа».
И они встретились – Маршак и Соболев, их встреча продлилась три часа. С.Я. внимательно слушал  читающего свои стихи Александра и под конец сказал: «Вы поэт милостью Божьей!».
Неизвестно, во что бы вылилась их взаимная симпатия. Но ... встреча не имела продолжения. И вот почему: в самом начале 1953 года, памятного вспышкой антисемитизма в СССР, Соболев написал  поэму «Военком».  Вкратце суть ее такова: после страшного еврейского погрома уцелел ставший сиротой пятилетний Сема, которого приютила украинка. В город входит Красная армия и в дом крестьянки заходит военком. Узнав, что случилось, он берет мальчика на руки, ласкает, угощает краюшкой хлеба. Правда, прокоммунистическая поэма? Но вот автор рассказывает читателям, о чем же мечтает военком с еврейским мальчиком на руках:

Военком мечтал неторопливо:
- Будет он расти в большой стране,
Равноправный,
            Вольный
                        И счастливый.
Будет та страна - родная мать
Украинцу, русскому, еврею.
Кто ж его посмеет притеснять -
разве только контры да злодеи!?

Это ж надо было иметь такую смелость, чтобы в 1953 году заявить, что нельзя обижать маленького еврея и назвать злодеями тех, кто на это способен. Окрыленный теплым приемом Маршака, Александр Соболев послал ему эту свою поэму. Но когда через несколько дней Соболев позвонил Маршаку, то в ответ услышал: «Как вы могли такое написать?!».

Умудренный Маршак подсказывал своему молодому коллеге, что надо скорректировать последние строки. Человек расчетливый сразу бы сориентировался бы в возникшей ситуации, схитрил, покаялся перед мэтром «за промах». Увы, чуждый дипломатии Ал. Соболев поступил в соответствии со своим твердым, когда дело касается чести и принципа, характером: во имя правды он пожертвовал зарождающейся дружбой с Маршаком и навсегда расстался с ним.

Что вы можете сказать о мнении других известных литераторов?

Поэма «Военком» явилась своеобразной лакмусовой бумажкой, которая позволила четко высветить,  «с кем вы, мастера культуры». Расскажу, как вели себя лишь некоторых из них. Константин Симонов, главный редактор «Литературной газеты», оказался первым высокопоставленным лицом, на чей стол легла поэма «Военком». Положил ее В. Солоухин, возглавлявший отдел поэзии в этой газете. Ему поэма понравилась. Но Симонов печатать ее не  разрешил. Без объяснений. Думаю, это был акт вынужденного антисемитизма после сверки часов с  ЦК партии. Затем «Военком» побывал в журнале «Дружба народов» И опять та же картинка – глава отдела поэзии журнала Я. Смеляков был в восторге. Но главный редактор С. Баруздин не пожелал публиковать поэму. Чтобы раскусить «подвох», партийной выучки у него хватило.
Ответ  журнала «Советская Украина»  вообще потрясающ: «Историческая тема журналом исчерпана. Возвращаться к ней в ближайшее время редакция не намерена» В наглости и глупости не откажешь, в антисемитизме - тоже.
Уже став автором Бухенвальдского набата», Соболев вновь попытался опубликовать «Военкома» в «Литературной газете» и обратился к главному редактору А. Чаковскому. Не сомневаясь, что говорит с евреем, он призвал его к солидарности в борьбе с антисемитизмом. В ответ услышал: «Я не еврей, я – караим».

Вернемся к «Бухенвальдскому набату». Почти 40 лет продолжалось замалчивание имени его автора Александра Соболева. Но ведь был человек, который с первого дня знал, кто написал «Бухенвальдский набат» и музыка которого к «Бухенвальдскому набату» принесла ему заслуженную славу. Я имею ввиду композитора Вано Мурадели, который, прочитав стихи, позвонил Александру Владимировичу и сказал: «Пишу музыку и плачу... Какие стихи! Да таким стихам и музыка не нужна! Я постараюсь, чтобы было слышно каждое слово...». Почему же он в многочисленных интервью ни разу не упомянул об авторе стихов?

Начну с того , что советская пресса заговорщицки молчала об Ал. Соболеве из-за его «национальной неправильности». Приведу для примера одно вроде бы незначительное событие. Как-то Соболеву позвонила некая поэтесса, «дама бойкая», небезызвестная в литературных кругах 60-х годов. В трубке раздался задорный, даже немного кокетливый голосок: «Соболев? Давай я о тебе для «Советской культуры» очерк напишу. Ты фронтовик, и инвалид войны, и автор такой песни!». (Этот разговор происходит в то время, когда вся советская пресса напрочь не замечает , а точнее, замалчивает имя Соболева - С.Р.).
Знающий конъюнктуру Соболев ответил поэтессе: «Пиши. А тебе известно, что я еврей?!». «Это неважно, я все равно тебе вскоре позвоню...». И исчезла. Навсегда. Соболев всё понял.
Естественно, Вано Мурадели не мог не знать об антисемитском настрое в партийных кругах. В такой ситуации подчеркивать свое особое расположение к Соболеву?! Смелость для этого необходима, схожая с протестом.

Татьяна Михайловна, предположим, что никто из журналистов не спрашивал Вано Ильича,  кто автор стихов «Бухенвальдского набата», а он не спешил сообщить, что автор стихов - еврей Соболев. Но у него была великолепная возможность проявить человеческое достоинство и порядочность при выдвижение его и Соболева на соискание Ленинской  премии.

Сэм, позвольте я сперва приведу в качестве примера один эпизод встречи Мурадели с прессой. 24 февраля 1968 года в газете «Московская правда» был помещен ответ композитора на вопрос корреспондента об истории создания песни: «Однажды вечером.. раздался звонок в мою квартиру. На пороге стоял человек средних лет. «Соболев, советский офицер, бывший узник Бухенвальда, - представился он ,- я принес слова будущей песни»... Эта сплошная фантазия Мурадели послужила сигналом для поиска в Советской армии такого талантливого офицера. Соболев, не терпевший всяческой лжи, сразу позвонил Мурадели. «Вано Ильич! - взмолился Соболев. - Зачем вы меня,  бывшего сержанта, произвели в офицеры? Подумают, что я о себе сказки рассказываю!...».
«Дорогой, - воскликнул Вано Ильич, - я буду хлопотать, чтобы тебя  в генералы произвели» (Только не подумайте, что Соболев и впрямь ожидал генеральские погоны). Вот такая пародия.
Вот теперь можно вернуться к Вашему вопросу. Выдвижение авторов «Бухенвальдского набата» на соискание Ленинской премии было воспринято как должное. В истории советской культуры это был уникальный случай: за одну только песню на Ленинскую премию претендовали поэт и композитор!
В СССР вопрос о будущих соискателях рассматривался не где-нибудь, а в ЦК на Старой площади вкупе с карманными представителями ССП, ССХ и ССК. Сообща сочиняли сценарий, а потом спускали его для воплощения.
Считаю, что в случае с «Бухенвальдским набатом» вопрос о выдвижении на Ленинскую премию решался продуманно с дальним прицелом, с предусмотренной развязкой затеянного спектакля.
Оба мы, Соболев и я, обратили внимание на странное несоответствие успеха и значения «Бухенвальдского набата» и уровня выдвигающих организаций - вместо всесоюзных организаций: союзов советских писателей  и советских композиторов, выдвижение поручили профкому при издательстве «Советский писатель», Союзу композиторов РСФСР и Совету ветеранов войны.
События развертывались своим чередом. Газеты опубликовали список соискателей премии, в том числе были названы Вано Мурадели и Александр Соболев. Тут бы и рассказать о мало кому известном поэте. Может показаться неправдоподобным, но так было: ни один (!) журналист возможностью рассказать о Соболеве не воспользовался. Но пресса прессой, а решающее слово принадлежало членам комитета по Ленинским премиям. И они начали свой высокий суд с ... исключения Ал. Соболева из числа соискателей: в списке допущенных ко второму туру значилось: «В.И.Мурадели. «Бухенвальдский набат». Создателя текста знаменитой песни наградили «по-советски»: на виду у всех оскорбили и нанесли удар посильнее нокаута. Лишив своим решением песню «Бухенвальдский набат» стихов, комитет по Ленинским премиям таким «научно» обоснованным способом уничтожил саму песню (к счастью, только в своих документах). И не стало предмета для предоставления упомянутой премии! Этим все и закончилось.

А как же сам Мурадели отреагировал на исключение Ал. Соболева из соискателей премии, как воспринял он дискриминацию автора тех самых стихов, прочитав которые, он впервые – вы помните? -  прослезился?

Не знаю, какие чувства его обуревали, почему он безмолвствовал. В аналогичной ситуации, как мне рассказали, кинорежиссер Григорий Чухрай (еврей, кстати) повел себя иначе: когда В. Ежова, автора сценария его «Баллады о солдате», исключили из списка претендентов на премию, он направил в комитет по Ленинским премиям  письмо, в котором в ультимативной форме потребовал либо вернуть фамилию Ежова в список соискателей, либо исключить из числа соискателей и его, Чухрая. Премию получили оба – Чухрай и Ежов. Не менее известный и влиятельный композитор Вано Мурадели в случае совершенно похожем, в отличие от Чухрая, предпочел промолчать. 

Что помогало Соболеву выдерживать многолетнее беспардонное замалчивание его творчества и при этом продолжать писать стихи?

Позвольте рассказать вам об одной детали нашей совместной жизни. Речь пойдет о созданной нами игре: «Мы кошки». Суть и правила этой игры добровольно приняли на долгие годы как способ жить и радоваться  ( в условиях страны-тюрьмы ) два взрослых и достаточно серьезных человека. Эта игра не давала нам заважничать, надуться и из-за этой глупости до срока состарить себя и свою жизнь. И, конечно, не падать духом!
Итак мы – кошки. А это значит, что нами создан для нас двоих параллельно с реальным свой мир. Это скрытая от других жизнь – игра, которая постоянно перемешивается с реальной жизнью. Это никому не ведомая закрытая от всех необъятная страна, без замков и оград, потому что она для нас двоих... У нас был свой герб и даже свой язык, который при надобности отгораживал нас от окружающих. Очень часто, оставляя мужу записку, я обязательно сопровождала ее рисунком. Одну  из таких записок долгие годы хранил Александр Владимирович. Текст ее был прост: «Забежала домой, не нашла даже кусочка хлебушка» А рядом изобразила тощего котенка, проливающего слезы возле пустой миски...
Наша «кошка» смягчала и наши отношения, защищала от нас же самих, сдерживала проявления дурных черт характера. Иногда мы ссорились и  даже расходились по разным комнатам, но спустя полчаса-час в дверях появлялась улыбающаяся «кошачья» мордочка. И в доме воцарялся мир.
За долгие годы собралось три больших  блокнота таких записок–рисунков, на обложке каждого из блокнотов было рукой Соболева написано – «Кошкиниана», истории из жизни двух взрослых людей.
Александр  Владимирович со всей серьезностью берег эти блокноты – он считал нашу кошку нашим наивысшим бесценным творением. Я с этим не спорила: сквозь десятилетия – мы прожили вместе сорок лет-  сквозь невзгоды  и одоления, утраты и победы, взлеты и падения, огорчения и радости прошла с нами жившая в нас волшебная «кошка». Наша «кошка» не дала нам состариться душой и, как сказал мой супруг, это колдовское средство, известное лишь нам двоим, сделало наше детство протяженностью от «А» до «Я». А вот что думал об этом он сам:

С тобой мне ничего не страшно,
с тобой – парю, с тобой- творю,
благословляю день вчерашний
и славлю новую зарю.
С тобой хоть на гору,
За тучи,
И с кручи – в пропасть,
Вместе вниз.
И даже смерть нас не разлучит.
Нас навсегда
Венчала
Жизнь.

Кроме «кошек» нас объединяла непреходящая любовь и искренняя преданность друг другу плюс общий интерес к литературе, живописи и классической музыке. 

Как и почему возникло у Александра Владимировича желание уехать в Израиль?

В 1971 г. Соболев пишет стихотворение-обращение «К евреям Советского Союза», лейтмотив которого - антисемитизм, не просто проникший, а, скорее - въевшийся во все поры огромного государства. Это стихотворение необходимо не только прочитать, но и заучить всем евреям, живущим в теперешней России. Почему ? Да потому что антисемитизм в русском народе неистребим. Это утверждаю я – русская , прожившая  сорок лет с достойнейшим человеком еврейской национальности.
В упомянутом стихотворение немало строк о вынужденной эмиграции евреев, а точнее – их бегстве из страны. Годом позже он написал стихотворение «Эмиграция». Сам этот факт говорит о том, что мысли об эмиграции были ему не чужды.

И крутится, и вертится земля,
И вдаль летит одна шестая света
В созвездии Московского Кремля.
А я кричу: «Карету мне! Карету!»
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
На время эмигрирую в себя.

Ал. Соболев все отчетливее понимал насильственное превращение себя в «мертвого поэта»: публикаций нет и не предвидится; в СМИ на его имени  и творчестве – табу. Он жив как человек, но его нет ни среди современников, ни среди потомков. Работает почти полностью  «в стол».Таковы причины возникшего у Соболева желания покинуть СССР. Еще в 1964 г. его крик-упрек в защиту своего я, в защиту своего права быть равным среди равных нашел выражение в следующей строке: «Я – сын твой, а не пасынок, о Русь, хотя рожден был матерью еврейской». Но, к сожалению,  он до конца жизни остался пасынком России. Позднее в его стихах еще с  большей силой зазвучал  мотив эмиграции:

Я вырвусь из долгого плена,
Отпраздную свой юбилей
Под небом высоким и синим,
Быть может, в далекой дали....
Я - сын Украины, России,
Но я – гражданин всей земли.

Наконец, желания превратились в действие: вскорости мы получили вызовы-приглашения. Жажда вырваться из долгого плена довлела над доводами обычной осторожности. А опасаться было чего! Тем более, что Соболев сам писал о тех, кто поплатился за желание «уехать в край своих отцов». Можно представить, какой бы разразился скандал, если бы автор «Набата» открыто заявил о желании покинуть Союз. Вряд ли ему бы грозила тюрьма, но бессрочное пребывание в медицинской спецлечебнице можно было гарантировать. Порассудив, он немного поостыл - но не в желании уехать, а в поспешности отъезда.
Повторяю, он хотел эмигрировать. В этом убеждают его искрение поэтические откровения. Но существовала куда более глубокая причина, побуждавшая поэта продолжить и закончить пребывание в мире сем в Израиле, среди единоплеменников. Невольно думаю, что, не отдавая себе толком в этом отчета, он подчинялся  «зову предков», как истинный еврей. Прожив десятки лет среди русских, он сохранил то подлинно еврейское, что вобрал в себя с молоком матери и от чего отказаться его не заставила бы никакая сила. И это нечто заставляло его интуитивно стремиться к воссоединению со своим народом:

Этот голос звучит не из Рая,
За тысячи километров...
Слушаю голос Израиля,
голос далеких предков .
(«Голос Израиля», 1980 г.)

Вновь и вновь Соболев обращается мыслями к репатриации, к желанию обрести полную свободу. Цитирую строки, написанные им в 1981 году:

Чтобы свобода больше мне
Ночами долгими не снилась.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Чтоб я о ней уж не блажил,
а наслаждался ею вдосталь,
свободно жил, дышал, творил
Ну, лет, по меньшей мере, до ста.

А в середине 1982 года поэта настиг смертельный недуг. И тут уже было не до отъезда.

Не могли бы вы вкратце познакомить читателей «МЗ» с романом Соболева: «Ефим Сегал, контуженный сержант»?

Этот роман в известной мере автобиографический, что и определило его содержание.
Многотрудное испытание выпало на долю журналиста и поэта Ефима Сегала, ровесника Октября, воспитанного в духе преданности и некритического отношения к партии и ее вождю Сталину. Жизнь в обществе «развитого социализма» заставила его о многом задуматься, пересмотреть свои юношеские убеждения, взглянуть на оборотную сторону медали и обнаружить явь тоталитарного государства.
Хочу подчеркнуть, что Соболев, не задумываясь о неблагоприятных последствиях, наперекор антисемитским установкам «сверху», вынес еврейское имя и фамилию в заголовок романа. Факт в советской литературе редчайший. Роман был закончен в 1977 году, а увидел свет в 1999 г., спустя 22 года после написания и 13 лет после смерти автора. Примечательно, что издатели согласились сделать финалом романа написанное ранее поэтом стихотворение «Русь»

Не берусь исцелить тебя, Русь,

Не берусь, я и думать об этом не смею.

Будь хоть я тыщу крат Гиппократ,

Будь хоть я Моисеем -

все равно не берусь!

Утонула в кровище,

Захлебнулась в винище,  

Задохнулась от фальши и лжи...

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

А под соколов ясных

Рядится твое воронье.

А под знаменем красным

Жирует жулье да ворье.

Тянут лапу за взяткой

чиновник , судья, прокурор...

Как ты терпишь, Россия,

паденье свое и позор?!

Уважаемая Татьяна Михайловна, я уже Вас, наверное, утомил, но позвольте задать еще пару коротких вопросов.

Пожалуйста, задавайте.

Откуда у Александра Владимировича такие удивительные для нашего времени черты характера, как честность, порядочность, помноженные на поразительную смелость и принципиальность?

Я думаю, что это у него было врожденное, от Бога.

При таком твердом характере хотелось бы знать, были ли у него друзья?

После войны Соболев несколько лет провел в госпиталях, где было не до друзей. Однополчане в большинстве своем погибли. В начале 50-х гг., времени «безродных космополитов», друзей, как правило, не обретали, старались сохранить ближайшие родственные связи. Среди писательской братии у Соболева друзей не было. За исключением поэтов Юры Каменецкого и Максима Кравчука, не членов СП СССР, а просто хороших людей. Но, к сожалению, оба поэта ушли из жизни задолго до смерти Соболева. Еще Саша сохранил дружбу с товарищем детства Варгесом Шаумяном, талантливым инженером-строителем и изобретателем.

Вы к кому-либо обращались за финансовой поддержкой по изданию стихов и романа Александра Владимировича, вашей книги о нем?

Нет, никогда ни к кому не обращалась. Публиковала всё за свой счет, отказывая себе во всем. Унижаться перед власть имущими и клянчить милостыню мне, вдове Соболева, не пристало.

Как к литературному наследству поэта отнесся Союз писателей и всё ли Вам удалось опубликовать?

В списках СП Соболев не значился. Следовательно, и интересоваться им СП не считал нужным. Примерно пятая-шестая часть творчества Соболева не опубликована, в том числе и «Записки из рабочих тетрадей».

*    *    *

Дорогие мои читатели, как бы я ни старался, но даже в этом обширном интервью невозможно рассказать о творчестве и многолетних хождениях по мукам  поэта Александра (Исаака) Соболева. Должен признаться, что «за бортом»  интервью осталось немало событий, которые Вас могут заинтересовать, например,  сколько барьеров их семье пришлось преодолеть, чтобы срочно провести онкологическую операцию Александру Соболеву или почему и кто терроризировал семью Соболевых ночными издевательскими и угрожающими звонками, сколько лет инвалид Великой Отечественной ждал получения квартиры или почему он, сын России, превратился в ее пасынка...
Поэтому всем, кому небезразлична судьба и жизнь Соболева, настоятельно рекомендую прочесть книгу его вдовы Татьяны Михайловны Соболевой «В опале честный иудей...». И, если Вам совсем повезет, найти и прочесть сборник  стихов Соболева «Бухенвальдский набат: строки-арестанты»  и его же автобиографический роман «Ефим Сегал, контуженный сержант».

______________________

Редакция «МЗ» выражает искреннюю благодарность директору благотворительного фонда "Дом еврейской книги" Виктору Инденбауму (Москва) за неоценимую моральную поддержку и техническую помощь в  организации и проведении интервью с Т.М. Соболевой, за  большую работу по оперативному подбору и пересылке необходимых  текстов, архивных фотографий и рисунков. И, естественно, отдельное спасибо Татьяне Михайловне - за ее долготерпение, мудрость и доброту. Здоровья Вам и благополучия!

ЭМИГРАЦИЯ
(Глава из книги)

В 1971 г., когда успех «Бухенвальдского набата» уже достиг той высочайшей точки, на которой продержался многие годы, Ал. Соболев – ему бы плясать и радоваться – пишет большое стихотворение-обращение «К евреям Советского Союза». Лейтмотив стихотворения в двести с лишним строк – антисемитизм, не просто проникший, скорее въевшийся во все поры огромного государства. Антисемитизм, настолько уверенный в своей необоримой силе, что не остановился в наступлении даже на такую, казалось бы, заметную, безупречную во всех отношениях фигуру, как автор выдающейся антивоенной, антифашистской песни, уже пострадавший в схватке с фашизмом в годы войны...

«В опале честный иудей…» – строка из стихотворения. Бессмысленно и глупо пересказывать все стихотворение прозой, оно от этого только потеряет и в выразительности, и в художественных находках; его, таково мое мнение, просто необходимо не только прочитать, не худо бы и заучить всем евреям, живущим и в теперешней России. Почему? Да потому что, если я этого еще не сказала раньше, скажу теперь: антисемитизм в русском народе  неистребим.  Это утверждаю я – русская, прожившая сорок лет с достойнейшим человеком еврейской национальности. За этот немалый срок я имела сотни подтверждений моей убежденности. Чего стоит, например, антисемитская похвала моему супругу и при жизни и после: «Он хоть и еврей, но хороший человек». Я не сердилась. Не возражала. Это говорилось из самых добрых побуждений. Но хватит об этом. Прорвалось некстати. Скажу еще раз: очевидно, для умения не связывать достоинства человека с его национальностью требуются время и желание, необходимость подняться в своих воззрениях на генетическом уровне…

Итак, думаю, стихотворение «К евреям Советского Союза» – для евреев своего рода памятка. В нем немало строк и о вынужденной эмиграции евреев, а точнее – их бегстве из страны. Но бежать из рая – волей-неволей порочить сам рай! Это комправители, конечно, понимали и посему использовали эмиграцию евреев как дополнительное средство разжигания ненависти к этим «предателям», «изменникам» Родины. Их нередко настигал господин Закон и… препровождал вместо Израиля – в одну из тюрем страны-тюрьмы.

…Уже сегодня за решеткой
тот принужден годами быть,
кто смело выдохнул из глотки:
– В Израиле хочу я жить.

Зарубежное общественное мнение резко и единодушно осуждало такие пассажи комсистемы. Информация западных «голосов» до всех ушей не доходила, а в советской интерпретации разжигала антисемитизм.

А почему собственно удел евреев в СССР – бежать из страны?! Разве они в чем-то перед ней провинились? «И разве может миллионы принять к себе земли клочок?..».
Есть и другой выход: протест, борьба за свои гражданские права, за свое человеческое достоинство.

К чему нам всем пускаться в бегство
с большой и нам родной земли,
где протекало наше детство,
где наши предки возросли?
С ней – наша радость и печали,
в едином с русскими строю
ее в боях мы защищали,
как мать родимую свою.
Мы к ней проникнуты любовью,
на ней живем мы семь веков.
Она полита щедро кровью
народа нашего сынов.
Мы с ней в любые штормы плыли
и брали тысячи преград.
В ее могуществе и силе
И наш неоспоримый вклад.
Еврей – ученый, врач, геолог,
скрипач, кузнец и полевод…
Мы – не «рассеянья осколок»,
Нас тыщи тысяч, мы – народ!

«Осколком рассеянья» назвал евреев, если не ошибаюсь, Сталин. Но волей партии большевиков, продолжает поэт, у целого народа отнято право «еврею быть самим собой», проведена насильственная ассимиляция евреев: в изгнании еврейский язык, уничтожен шрифт, «один-единственный понуро плетется серенький журнал. Неужто это – вся культура, которую народ создал?». Закрыты школы, институты, не издаются классики национальной еврейской литературы.

И вся культура наша смыта
антисемитскою волной…

Завершает Ал. Соболев стихотворение «К евреям Советского Союза» призывом не к смирению, но – в соответствии со свободолюбивыми особенностями своей личности – к сопротивлению.

                        …Пока не поздно,
вставай, народ мой, в полный рост!
Вставай, проклятьем заклейменный,
чтоб равным быть в своей стране!
Тебе кричат шесть миллионов…
замученных и истребленных,
простерли руки и кричат:
– Восстань, наш угнетенный брат!
Ты можешь отвратить гоненье,
ты волен избирать свой дом.
Твоей культуры возрожденье,
твое величье и спасенье –
в тебе самом,
в тебе самом!

Да… «Безумству храбрых поем мы песню…».
Годом позже, в 1972 году, пишет Ал. Соболев стихотворение «Эмиграция». Сам этот факт говорит о том, что мысли об эмиграции не были ему чужды. Начинает он многообещающе:

Граница на замке,
и слово под замком.
И церберы незримо на пороге.
Ты с этим, современник мой, знаком,
идущий по предписанной дороге
порой, чего греха таить, ползком.

Какие плоды с древа изобилия срывает современник поэта, живущий в СССР – стране-тюрьме?

Тебе заранее готовит кто-то речь,
шагай в гурте, как тысячи и тыщи.
А если сам посмеешь пренебречь –
отхлещут и кнутом, и кнутовищем…
Свобода? Что за чушь?!
Сомненья? Что за бред?!
Будь счастлив, что набитая утроба.
Желания? Чего тебе желать?..
Хошь – водочки до одуренья пей,
а хошь – футбол покажет телевизор…
Законность? Да, написан и закон…
Да вот карает часто правых он,
недаром говорят: закон – что дышло…
И крутится и вертится Земля,
и вдаль летит твоя шестая света
в созвездии Московского Кремля.
А я кричу: «Карету мне! Карету!».
На время эмигрирую в  себя.

Назвать это решение только результатом размышлений о советском обществе узника страны-тюрьмы – не совсем верно, недостаточно.

Ал. Соболев все отчетливее понимает насильственное превращение себя в «мертвого поэта»: публикаций нет и не предвидится; в СМИ на его имени и творчестве – табу. Он жив – как человек; его нет ни среди современников, ни среди потомков – как поэта. Не получив известность, обрел статус «навсегда безвестный» – положение страшнее смерти для творческой личности. Работает почти полностью – «в стол»: изливает свои чувства тем единственно доступным способом, что обеспечивал полную свободу самовыражения, который никто не мог отнять, куда никто не мог проникнуть – поэтическим творчеством для потомков. В неопределенном будущем. Это было тоже послание потомкам в дополнение к «Бухенвальдскому набату».

Его поддерживала, давала силы для работы на будущее глубокая вера в неизбежный, позорный крах коммунистического правления несчастной страной. И я, издав творческое наследие Ал. Соболева, сочла нужным и полезным рассказать о поучительной для людей тяжкой доле неподкупного поэта, о его скрытых – он был и горд и самолюбив, – глубоких, отравляющих жизнь страданиях, о приговоренных к долгим десятилетиям «заключения» «строках-арестантах», и я, как и их создатель Ал. Соболев, полна надежды, что придут, уже пришли они к читателям не только как правдивый, лишенный домыслов рассказ об эпохе, написанный пером ее свидетеля и добросовестнейшего описателя, но и в виде достойных произведений его художественного творчества.

После всего рассказанного мной об Ал. Соболеве вряд ли кто осудит возникшее у него желание покинуть страну проживания – СССР. Его крик-упрек в защиту своего «я», в защиту своего права быть равным среди равных, в защиту своего человеческого достоинства, вырвавшийся у него еще в 1964 году: «Я – сын твой, а не пасынок, о Русь, хотя рожден был матерью еврейской», – с неменьшей силой мог прозвучать и в 70-х. Острее и пронзительнее звучит в его творчестве мотив свободы. В 1974 г. он пишет:

Сегодня, надеждой объятый,
в предчувствии светлых свобод,
встречаю я семьдесят пятый
вот-вот наступающий год.
Все мною испытано в меру,
сверх меры познал я беду.
Я знаю, я знаю, я знаю –
все сбудется в новом году.
…я вырвусь из долгого плена,
отпраздную свой юбилей
под небом высоким и синим,
быть может, в далекой дали…
Я – сын Украины, России,
но я – гражданин всей Земли.

Не помню, каким образом, но он связался с людьми, занимавшимися эмиграцией евреев. Мы оказались в списках предполагаемых эмигрантов. Получили вызовы-приглаше­ния. Заметно возбужденный, словно просветленный, обрадованный, Александр Владимирович говорил об отъезде как о предприятии уже решенном, словно дело стало всего-то за билетами…

Не просто умным, но мудрым человеком был поэт Ал. Соболев. И все-таки многие годы спустя, возвращаясь мысленно в то время, я, как и тогда, дивилась и ждала беды от его странного легкомыслия. По-видимому, жажда «вырваться из долгого плена» довлела над доводами обычной осторожности. Он, как и в неуемной тяге к диссидентам, усыпил в себе бдительность и предусмотрительность. А опасаться было чего! И ой, как опасаться. Ведь сам же в стихотворении «К евреям Советского Союза» говорит о тех, кто поплатился за желание «уехать в край своих отцов». Это – о рядовых евреях. А как оценит международная общественность бегство из «страны-миротворца» СССР автора такой широко известной песни, как «Бухенвальдский набат»? Скандал! ЧП! Да разве компартия допустила бы даже намек на нечто подобное?! Не в тюрьму, конечно, но под локотки, под локотки недужного, переутомленного, но «своего» поэта – и лечиться, лечиться. Под бессрочное меднаблюдение и опеку… Весьма вероятно.

Роль охлаждающего дýша сыграли беседы с Ал. Соболе­вым тогдашнего сотрудника еврейской газеты «Коль ха-ам» (если память не изменяет, «Голос народа») и его супруги. Они жили в СССР собкорами этой газеты, рассказали в ней об Ал. Соболеве, встречались с ним. В январе 1976 г. он пишет:

…А мой спасительный корабль
стоит на якоре, как прежде.
Но я не сник и не ослаб,
не разуверился в надежде.
То я шагаю, то плетусь,
всегда и ко всему готовый…
В других стихах того же года:
…Ох, надоела немота,
когда кричать необходимо.
Наверно, краше слепота,
чем видеть все орлино-зримо:
тупую правящую рать,
народ безвольный, алкогольный.
Но надо жить. Терпеть и ждать.
Терпеть хоть нестерпимо больно.

Он заметно поостыл. Не в желании уехать, но в поспешности с отъездом. Обстоятельства с эмиграцией складывались неблагоприятно. Это угнетало. Ожидание изматывало. В 1979 г. Ал. Соболев пишет:

…Мелькают дни от мая к маю,
от января до января,
а я все жду да ожидаю:
когда ж взойдет моя заря,
заря живительной свободы,
свободы без КПСС?
Увы! Как свечи, тают годы,
но не свершается чудес…

Да, он хотел эмигрировать. В этом убеждают процитированные мной его поэтические откровения, как всегда – искренние. Да, как одаренная личность, мечтал о свободе творчества, иного не принимал.

К тому же существовала причина куда более глубокая, потаенная, что, может быть, и незаметно для самого поэта Ал. Соболева побуждала его продолжить и закончить пребывание в мире сем в Израиле, среди единоплеменников. Невольно думаю, что, не отдавая себе толком в том отчета, он подчинялся «зову предков» как истинный еврей. Прожив десятки лет преимущественно среди русских, он сохранил то подлинно еврейское, что вобрал в себя с молоком матери и от чего отказаться не заставила бы его никакая сила. Он это чувствовал, берёг, подчеркиваю – берёг подсознательно, как нечто лучшее, чем одарена каждая нация. И это  нечто заставляло его интуитивно стремиться к воссоединению со своим народом.

Именно таковой представляется мне правильная трактовка его стихотворения «Голос Израиля», написанного в 1980 г. Быть может, не напрямую, косвенно, но оно связано с эмиграцией.

Вчитайтесь в него, вслушайтесь в каждую строку, не торопитесь… Оно – о многом… Я привожу его полностью.

Этот голос звучит не из рая,
за тысячи километров…
Слушаю голос Израиля,
голос далеких предков.
…Рощи шумят лимонные,
лунные, апельсиновые…
Мудрая речь Соломонова.
Песни седой Палестины.
Я и во сне не видывал
камни, развалины Храма,
пышное царство Давидово,
скромный шалаш Авраама.
Я и не знаю как следует
речи своей – материнской.
Кости отцовы и дедовы
тлеют в земле украинской…
Мне же судьбою указано
слушать под небом неброским,
как на деревне, под вязами,
тихо поют о березке.
Речь всемогущая русская
стала навек мне родною.
Милая женщина русая
в трудной дороге со мною.
Что же прильнул я к приемнику?
В чем тут для слуха отрада?
Сердце мое неуемное,
что тебе, что тебе надо?..

Подумалось поначалу, что это – самоанализ мужчины, умудренного трудностями и шестьюдесятью пятью прожитыми годами. Сказалась усталость. Мол, душа попросила покоя, как тело – удобной для отдыха позы. Оказывается, нет!
Не прошло и года, как муза поэта вновь пропела песню о свободе, с жаждой которой, с не сбывшейся для него мечтой, о которой прошла его нелегкая жизнь.

Заря прогнáла ночи тень,
красны восхода переливы.
Да будет светел этот день!
Да будет этот год счастливым!
Чтобы свобода больше мне
ночами долгими не снилась,
чтоб наяву, а не во сне
она в судьбе моей явилась.
Чтоб я о ней уж не блажил,
а наслаждался ею вдосталь,
свободно жил, дышал, творил
ну лет, по меньшей мере, до ста!

Стихотворение датировано 1981 годом. А уже в середине 1982 года поэта настиг смертельный недуг. Он проболел около пяти лет.
______________________

Глава из книги Татьяны Соболевой "В опале честный иудей..." (изд-во "Параллели", Москва, 2006). «МЗ» планирует опубликовать еще несколько глав из этой книги.